Пока Майдан не разлучит нас - Страница 42

Задыхаясь от боли, кричу, и с вырывающимися из меня воплями уходят последние силы. Я больше не могу сопротивляться.

Мне не становится легче. Ни на следующий день, ни к Лешкиному отъезду. Каждые четыре часа я пью прописанные мне наркотики, но они не помогают. Я просыпаюсь от боли и засыпаю с ней. Сквозь наркотический туман вижу Лешку – он пытается меня чем-то накормить. Я тоже пытаюсь. Я не могу. Идет только яблочное пюре. Ничего больше. Все остальное возвращается рвотой.

Вечером воскресенья просыпаюсь от Лешкиного взгляда. Он сидит напротив меня в кресле и, кажется, плачет. Наверное, кажется. Лешка не может плакать. Плакать – это мое. Плакса в семье должен быть один. Измученно улыбаюсь.

– Ты чего, Медведь?

Лешка мотает головой – ничего, все в порядке – но я понимаю.

– А мне получше, – говорю.

– Правда?? – Лешка пересаживается с кресло ко мне, берет мою руку в свои лапы, целует.

– Правда, – снова улыбаюсь я. – Лети спокойно. Все будет хорошо.

– Да как же я полечу?? Как я тебя оставлю???

– А чего? Продукты мне привезет Амира или Паоло. Ну, а лекцию во вторник можно и отменить. Напишу студентам, чтобы сделали самостоятельную работу. Это не проблема, поверь.

– Белка, я не знаю, что делать. Не поехать – потерять работу. Поехать…

– Леша, ну какой может быть выбор? Работу ты не можешь потерять – мы не можем себе это позволить. Ты помнишь, во что обошелся мой прошлый госпиталь. Что, если и на этот раз придется отдавать тысячи? Опять отдадим все, что есть… Едь, не волнуйся. Я обещаю – все будет хорошо. В конце концов, всегда можно вызвать «скорую».

Засыпаю, чувствуя тепло Лешки – моя лапка еще долго в его руках. В эту ночь он так и не ложится. В три утра закрывает за собой дверь, в четыре садится на автобус, в шесть его самолет взлетает, а в девять по Лос-Анджелесу он уже на работе. Тяжелый день. Установка – дожить до вечера и продолжать верить.

Эта же повестка дня и у меня. До пяти вечера я терплю. Потом, задыхаясь, произношу в телефонную трубку: «Такси. Сейчас. Как можно быстрее. В госпиталь».

Скрюченная в погибель, держась за стену, выползаю из подъезда. В тапках и ночной рубашке. Сверху куртка – то, что валялось в коридоре. Мне все равно. Мне надо выжить. Я обещала. Дверца такси распахивается, и огромного размера черная Мэмми из «Унесенных ветром» бросается ко мне, чтобы помочь.

– Что случилось, дорогая?

– Операция. Осложнение, – выжимаю из себя, думая, как же влезть в это адское таксо-пространство.

– Подожди, разложу сиденье, – останавливает меня моя случайная попутчица. Бережно поддерживая, помогает погрузиться внутрь.

– Буду ехать медленно, – сообщает. – Чтобы не трясло.

Я не издаю ни звука. Сама себе удивляюсь – как это возможно? Внутри все стонет, воет и кричит. Взывает о помощи и требует выжить. А снаружи я как будто умерла. Ни звука. Закушенная в кровь губа. Мэмми едет медленно, как обещала. Но то и дело поглядывает на меня: довезет ли этот странный груз?

О том, почему люди вызывают такси вместо «скорой», в Америке вопросов не возникает. По крайней мере в нашем с Мэмми социальном кругу. Кто может позволить себе услуги медбратьев на колесах, если их – не дай Бог – не оплатит страховка? Позже я узнаю, что «скорая» мне, конечно же, полагалась. Но пока я уверена в том, что такси надежнее. Если выживу от боли, хоть не умру от тоски – о бесцельно потраченных тысячах.

Отделение «скорой». Мэмми вываливается из машины и спешно перекатывается внутрь. Еще мгновение – два зеленых человечка с креслом, подбежав к такси, пытаются меня оттуда вынуть. «Кажется, у нее шок». Помутненное сознание искривляет фигуры людей, и они кажутся мне неземными уродцами. «Меня похитили инопланетяне», – фиксирует мозг, размягченная кашица которого уже реагирует на новую дозу наркотического дурмана.

В сознание сквозь туман пробивается голос: «Здравствуйте, меня зовут Брайан…» Пытаюсь сфокусироваться. Снова вижу инопланетян. Зеленые существа что-то делают с моими руками. Понимаю: им нужна человеческая кровь… Отдергиваю руку. «Нет», – качаю головой и уплываю в межпланетное пространство. «Увеличьте дозу…» Снова зеленые силуэты. Но они больше не пьют мою кровь. Куда-то везут. Чем-то светят. О чем-то разговаривают друг с другом на непонятном мне языке. Мне очень хочется пить.

– Пить! Дайте пить! – прошу я зелененьких человечков, и, на удивление, они оказываются добрее, чем я могла ожидать от пришельцев.

– Как вы? – улыбается мне один из них. – Уже лучше? Как боль?

– По десятибалльной шкале? – спрашиваю, припоминая уроки прошлых лечебниц. – Где-то на семь сейчас… Уже лучше… А было… Не знаю… Было совсем…

Глаза наполняются слезами благодарности. Я понимаю, что спасена. Что это никакие не инопланетяне, а добрые медбратья той самой больницы, где мне удаляли пузырь. Только теперь все совсем не так. Теперь я не на общем конвейере по удалению бракованных частей тела. Теперь у меня частный случай. Эксклюзивный. Разлив желчи.

О том, что желчь разлилась по моим внутренностям, мне рассказывает добрый доктор Брайан. Он присаживается на стульчик рядом с моей койкой и, похлопывая меня по руке, объясняет: нужно пережить ночь. Сейчас они ищут хирурга, который утром поставит мне клапан для нормализации желчного оттока. Утром мне предстоит еще одна операция.

– Хорошо, что вы приехали. Еще бы чуть-чуть, и все было бы значительно хуже, – улыбаясь, произносит Брайан.

– Хуже? Еще хуже? – слабо удивляюсь. – Пожалуйста, позвоните моему мужу… Скажите, что все хорошо. Только так, чтобы он поверил… Я обещала, что все будет хорошо… Растворяюсь в растворе, мирно покапывающем мне в вену.