Я снова в своем царском беличьем дупле. Утром с Лешкой поговорить не получилось – его не было на связи. Волнуюсь. Смотрю на часы. В Калифорнии вот-вот утро. Если, не дай Бог, не позвонит по скайпу, буду набирать телефон. Работать не получается – каждые пять минут смотрю на часы. В Калифорнии восемь, восемь тридцать, девять… Степень волнения зашкаливает. Чувствую, что начинаю задыхаться. Набираю телефон. Гудки. Неимоверно долгие гудки. Ответа нет. Кладу трубку. Забираюсь с лапками в кресло на веранде, смотрю на небо. Звездочка, ты где? Найди мне Лешку, дорогая! Куда он пропал?? Что с ним?? Ну, пожалуйста, найди его! Сползаю со стула на пол, накрываю голову пледом, заглушая всхлипы…
Лешкин позывной раздается в десять. По-Калифорнийски двенадцать дня. Пробиваюсь в реальность. Соединяюсь. Без видео. Чужим слышу свой надтреснувший голос:
– Алло…
– Медведь вызывает Белку! Белка, ты где?
– Я здесь. Что ты хочешь?
– Что я хочу? – теряется Лешка. – Тебя хочу! Ты где? Появись!
– Леш, у меня нет настроения. Скажи, как дела, и я буду укладываться спать.
– Ты получила мое письмо?
– Письмо? Какое письмо? – Я в тумане.
– Я послал тебе вечером письмо, что уезжаю работать на ночь.
– Работать на ночь… – механически повторяю я… – Хорошо, завтра поговорим. Я хочу спать.
– Белочка, что с тобой? Ничего не случилось? – Голос Лешки встревожен.
– Случилось. Твоя ночная работа.
Слезинка за слезинкой скатываются по моему лицу, и вот я уже снова рыдаю, пытаясь заглушить рев подушкой.
– Белка, ты можешь включить видео? – закипает Лешка. – Я хочу тебя видеть! Что ты там уже придумала? Что значит твой тон? Что значит твоя работа ночью?? Я действительно работал, и я написал тебе перед тем, как уехать. Я клянусь, что написал! Я уверен, что письмо где-то в ящике – оно не могло пропасть. Белка, включись немедленно!
Постепенно Лешкины слова приводят меня в чувство. «Работа ночью… Работа ночью… Что за работа ночью? Почему ночью???» Включаюсь.
– Ну, слава Богу! – выдыхает Лешка, и его вброшенная в экран добрая энергия моментально успокаивает меня. – Ну, что ты придумала, Бельчушка? Родная моя, ты что, плакала? Ну, прости, пожалуйста. Нужно было отправить тебе еще и смс – я не подумал.
Я молчу, уткнувшись взглядом в клавиатуру. Вижу, как она покрывается кляксами моих слез, и решительно смахиваю эту вредоносную для компьютера влагу.
– Ладно, проехали. Забыли. Что за работа?
– Нет, так дело не пойдет. Открой, пожалуйста, почту и найди там мое письмо.
– Слушаюсь, – бурчу я, но почту открываю. – Нет тут никакого письма.
– Белка, это невозможно. Оно бы вернулось. Посмотри спам.
Смотрю. Да, вот оно.
– А почему оно в спаме? – всхлипываю.
– Ну, ты что, правда думаешь, что я его специально зафутболил в спам, чтобы ты его там не могла обнаружить??
– Откуда я знаю??
– Белка!! – сердится Лешка. – Ну, пожалуйста, перестань. Ты же уже поняла, что это какая-то идиотская случайность.
Я уже не слушаю Медведя. Вытерев слезы, читаю письмо. «Дорогой мой шустрый Бельчонок. Нежданно-негаданно отправляюсь на работу. Одной большой студии нужны люди на несколько дней работать в ночные смены. Я позвонил, меня пригласили приехать. Если получится, вернусь только поздним утром. Студия в Беверли-Хиллз – долго ехать. Надеюсь, что все будет хорошо, и я заработаю денежек на орешки для Белочки. Позвоню, как только смогу. Расскажу смешную историю. Целую ушки-кисточки, твой влюбленный Медведь». Слезы снова капают на клавиатуру. Какой же он все-таки хороший, Мишка. И какая же я все-таки глупая и злая. Как легко я умею обидеть!
Слушаю Лешкин рассказ. Отправил по объявлению в студию свои работы. Они перезвонили. Спросили сколько. Лешка ответил – двадцать пять в час.
– Сколько-сколько??
– Двадцать пять.
Голос на том конце провода крякнул.
– По договору с профсоюзом мы не можем платить в час меньше чем шестьдесят. Надеемся, вы согласны?
Очередь крякать Лешке.
– Согласен.
– Ничего себе! – восхищаюсь я. – Слушай, если это минимум – шестьдесят долларов в час – то как же мало ты получаешь у Майкла! Всего пятнадцать! – возмущаюсь.
– Да, маловато. Но, во-первых, не забывай, что только поэтому он меня и взял на работу. Если бы я попросил больше, он бы предпочел американцев. Надежнее как-то. Мы же, работая над сериалом, подписываем бумаги, что ничего никому разглашать не будем. Американцы в этом смысле вышколенные. Кто знает, кто я такой и как себя поведу? Да и образования у меня специального нет – я же самоучка. Ну, а во-вторых, я не думаю, что шестьдесят – это минимум по всему рынку. Просто эта студия уж очень крутая. Видишь, даже профсоюз имеется, а это большая по нашим временам редкость. К тому же речь идет о ночных сменах, а на них расценки выше. Это уже закон. Калифорнийский закон, как мне объяснили. В любом случае мне это на руку. Правда, из этих шестидесяти долларов в час порядка тридцати процентов налогов вычтут, но все равно хорошо.
– Конечно, хорошо! – восторженно пялюсь на Лешку, не веря тому, что вижу. В экран улыбается счастливая физиономия уверенного в себе голливудского прощелыги. Того самого, что успевает перед началом трудового дня покататься на серфе, в перерыве позаниматься йогой, а вечером покушать в рыбном ресторанчике с видом на океан. И пусть этот голливудский негодяй все еще спит на надувном матрасе и питается дешевыми супами. Сериф, йога и океанский пейзаж уже отчетливо маячат на горизонте. Go, Лешка, go!!
Наша последняя встреча с Олегом Нестеровичем. Неделю назад я отправила ему свои предложения по пресс-конференции, завтра улетаю. Приглашена на ужин. О том, что он будет при свечах, не догадываюсь до последнего часа – пока позвонившая из Швейцарии Настя не спрашивает, не нужен ли мне вечерний туалет. Я удивлена – к чему? Наверное, так надо. Какой-то неведомый мне церемониал. Хотят сделать приятное. Ну, что ж? Спасибо. Вечернего туалета у меня нет, а Настино предложение одеть что-нибудь из ее гардероба отвергаю. Зачем?