Пока Майдан не разлучит нас - Страница 32

На мгновение мой собеседник теряет контроль над лицом: его брови ползут вверх, а улыбка передергивается нервическим тиком. Но длится растерянность всего миг. Уже в следующую секунду ОН возвращает на лицо усмешку и принимает вызов: «Годится!» Откидывается на спинку кресла, смотрит мне прямо в глаза. Помимо привычного высокомерия, на этот раз в его взгляде читается интерес: «Ну-ну, давай, удиви». Я понимаю насмешку. В конце концов, в жизни он всего добился сам, без академических подсказок. Кто я такая, чтобы чему-то его учить? Но мне абсолютно безразлична юношеская ирония закомплексованного нувориша. Еще вчера я получила через Настю первый «транш» его денег, и теперь задача одна – дожить в этом царском раю до отъезда к Лешке. 60 дней. 60 ночей. 1440 часов. 86 400 минут. 5 миллионов секунд. Вечность.

Глава 12. Женька

В течение недели с Олегом Нестеровичем мы встречаемся ежедневно. Сначала я рассказываю ему, что такое PR – стратегическое выстраивание имиджа в соответствии с поставленной задачей. Проблем с пониманием теории нет. Есть проблемы с поставленной задачей. Она проста – ОН хочется в парламент. Зачем? «Влиять». Власть ради власти? С такой формулировкой слона не продашь. Вот здесь-то и нужна красивая PR-обертка, в которую интерес этот примитивный можно завернуть. Но если создавать обертку из абстрактных фантазий, ничего не выйдет. Лепить нужно из чего-то реального – из того, что интересует ОНого в жизни, помимо желания быть богатым. Истинный PR высокое искусство: не лубочного вранья, а тонкого кружева из реальности, грез и экономических интересов. Из забытой детской мечты и не менее забытых юношеских устремлений. Не верю, что ОН никогда не мечтал ни о чем красивом, кроме столовых подсвечников или кожаных сидений в салоне эксклюзивного авто. А что, если немного подняться в уровне желаний? Неужели ему совершенно безразлично, как живут люди за высоким забором его засекреченного поместья? Ведь эти люди – его страна. Нежели не хочется сделать ее хоть немного лучше? Что-то же свело его с блаженной Настей. Зачем он дает ей деньги на церкви и обездоленных детей? Тоже замаливание грехов? Или, может, что-то другое, большее?

Задавая вопросы, прошу быть искренним. Записываю ответы на диктофон. Два-три часа ежедневно. В перерывах между встречами прослушиваю запись. Формулирую новые вопросы. Новая встреча – новый разговор. В основном, говорит он. Вроде тот самый ОН, но уже не совсем. К концу рабочей недели вижу перед собой другого человека. Он виден в запинках, остановках, задумчивости. Он виден в том, что не идет легко. В том, о чем обычно некогда и незачем думать. О чем не принято говорить. В некомфортных вопросах и попытках ответа на них. Постепенно мне открывается другой ОН. Человек, которого мне интересно слушать.

«Общество не может жить по закону джунглей, где выживает сильнейший, – пишу комментарии по поводу сказанного Олегом Нестеровичем в наших импровизированных интервью. – Общество цементируется не только общей историей и культурой, но и легитимностью власти, доверию по отношению к ней. Если нет общественного доверия, то есть война всех против всех, право силы, беспросветный обман и извечная надежда на приход Мессии. Мессии приходят и уходят, а счастливая демократическая даль отдаляется все дальше…» Останавливаюсь. К чему это я? Зачем я это пишу? Нужны ли ОНому все эти истины? Нужна ли ему вечность? Или речь все же только о том, чтобы ухватить мгновение? А вдруг? Ведь бывают же чудеса? Я же в них верю! И Настя тоже. Ведь верит же она в то, что может помочь людям? А вдруг он тоже захочет сделать что-то хорошее для страны? Пишу…

Наша следующая встреча через две недели. Тайм-аут. Осмысливаю то, что услышала, и пишу предложения о том, как выстроить имидж: что затушевать, на чем сделать акценты. ОН и Настя улетели в Европу. Настя хочет ребенка, и там они проходят лечебный курс. Наша последняя встреча была теплой. Было видно: ему нравится копаться в себе и отвечать на сложные вопросы. Ему нравится думать о том, о чем у нас не принято думать. Прощаясь, он улыбается другой улыбкой – без спесивой насмешки. Оказывается, он умеет быть другим. Кажется, я начинаю понимать Настю…

Понимаю, но комментарии пишу жестко. Особенно жестко убиваю разглагольствования ОНого о том, как глупы журналисты. Журналисты глупы – не спорю. Но не глупее бизнесменов при власти. У каждого свой ум и своя глупость. И свой способ сколотить капитал на вранье. Менять нужно систему взаимоотношений, а не отстреливать друг друга. Нельзя хамить. Нельзя быть высокомерным. Нельзя презирать. Нужно в людях – даже самых-самых не таких как ты – видеть себе равных, находить общий язык, убеждать, делать союзниками. Сложно, но нужно. Если речь, конечно, идет о том, чтобы сделать Украину лучше. Поднимаю голову от лэптопа. А идет ли об этом речь?

Неделя на написание комментариев. Отсылаю по электронке. Замысел такой – ОН читает написанное мной, осмысливает, и на нашей следующей встрече мы обсуждаем, какие предложенные мной варианты для него приемлемы, а какие нет.

Оставшееся до встречи время гуляю по огромному дворцовому парку, плаваю в бассейне, пишу диссертацию. О мифологии просвещения и кризисе современности. О том, как иррациональна вера в прогресс. Как губит она человечность. О негативной диалектике модерна.

По утрам и вечерам созваниваюсь с Лешкой. Такой теперь у нас ритуал: кто просыпается, тот и нажимает первым кнопку. Дальше звучат позывные: «Медведь вызывает Белку!» Или наоборот: «Белка вызывает Медведя». Обычно я звоню сразу же, как только открываю глаза – еще до того, как иду умываться. Лешка звонит уже умытым и одетым. В этом коренное различие между нами. Он – типичный протестант, хоть и с украинскими корнями. Я – русская душа. Хочу всего и сразу.