Пока Майдан не разлучит нас - Страница 23

К концу нашего пребывания на стоянке в Лас-Вегаса усача обступают все ехавшие в автобусе – держаться отрядом куда спокойнее: и телегу не пропустишь, и отобьешься от отчаявшихся лас-вегасских лузеров. За исключением меня, все собравшиеся в кучку живо общаются на испанском. Даже бледнолицый товарищ с гитарой, оказывается, владеет этим языком. Я – нет. Я оказываюсь выпавшей из их праздника жизни. Присев на сумки, дремлю в ожидании экипажа. Под сенью сомбреро мне спокойно и хорошо. Спокойно и моим сумкам – оставленные на время посещения туалета, они, к моему счастью, так и остаются стоять у вышитого ковбойского сапога обладателя мексиканской шляпы. Спокойно всем, кто доверился Сомбреро. Красивый и мужественный, в моих глазах он как пришелец из другого мира. Из мира, где ценится смелость, отвага, великодушие и доброта – все то, что не переваривается в желудке у алчных золотых монстров.

Мы снова в автобусе. Сначала запускают «старожилов», потом «новеньких». Как старожил, усаживаюсь на свое место. Слабо надеюсь, что останусь сидеть одна. Но нет. Автобус наполняется «туристами» до отказа, и рядом со мной оказывается миловидная и общительная смуглянка. На непостижимом английском она рассказывает мне, куда и зачем держит путь. Из всего рассказанного ею я понимаю только то, что она и ее родственницы – они сидят на соседних сиденьях – из Перу, что работали они в Калифорнии в поле, что с ними не расплатились, и что теперь они едут к другим родственникам в Северную Каролину. Рассказывая свою грустную историю, Карла жестами показывает, как берут за шиворот и дают пинка, как протягивается рука, когда нечего кушать… Я качаю головой и вижу, что сочувственно кивают и другие слушатели девчушки, рассевшиеся вокруг. Ее история для них не экзотическая новелла. Это их жизнь. Привычная повседневность.

В автобусе снова гасят свет. Рассказ соседки о том, как в Калифорнии с ними не расплатились, падает зерном на удобренную переживаниями почву. Что, если с Лешкой не расплатятся тоже? Что если… Как маленькие сперматозоиды, множественные «если» сливаются в один липкий поток мерзопакостных сновидений. В дверь стучат. Заглядываю в глазок и вижу бандитов. Пытаясь сдержать натиск, упираюсь спиной в дверь и вижу, что огонь. Он наступает из комнат. Горит все: книги, иконы. Выхватываю из огня одну – монастырскую, подаренную мне Настей. Прижимаю к груди, опаливая себя огнем. Понимаю: надо взлететь, расправив, наконец, крылья. Но что делать с иконой??

Просыпаюсь от тормошения соседки. Карла будит меня, спасая от моего собственного крика. Я виновато улыбаюсь.

– Ничего, я понимаю! – говорит она на своей абракадабре, но я чувствую смысл ее слов. Мы в одной лодке и говорим на одном языке.

К утру в нашей лодке сильно холодает. Как я и предвидела, включен жестокий кондиционер. Вижу, как скукожилась от холода моя симпатичная соседка. Достаю свой спальный мешок. Разворачиваю, превращая в одеяло. Протягиваю, предлагая укрыться. Карла по-детски радуется и восторженно благодарит. Дальше едем два в одном, чуть ли не обнявшись: без пяти минут профессор-европеоид и перуанская девчушка, вряд ли осилившая алфавит.

Глава 9. Снега Колорадо

На рассвете останавливаемся в Green River. Любопытное местечко – память о том, как заселялся Запад. История расцвета и упадка. Судьба тысяч других заброшенных селений, разбросанных по горам и прериям США. Когда-то важный полустанок, где поезда, везущие переселенцев на Запад, заправлялись водой и углем, теперь это городок – типичное придорожное захолустье с двумя стратегическими заездами с магистрали на единственную городскую улицу. На одном въезде расположена заправка; на другом – несколько мотелей для любителей дальних дорог и ютовских пейзажей. Совсем недалеко от этого места находится знаменитый горный парк Моаб, и, похоже, только его близость не дает Зеленой Речке стать городом-призраком, каких немало на американских просторах.

Все население автобуса сбитой кавалькадой направляется в туалет. Туалеты на дорогах Америки редко стоят отдельно. Они либо на заправках, либо в придорожных кафе. Как правило, где есть одно, есть и другое. Рациональность прежде всего. Зайдя в магазинчик, чтобы пройти к туалету, редко кто удержится, чтобы не купить какую-нибудь муть. Никто из моих попутчиков не удерживается – все выходят кто с кофе, кто с орешками, кто с шоколадкой – и меня это искренне удивляет. Бедные заробитчане с сомнительным легальным статусом, а денег на всякую ерунду не жалеют. Я лично ничего не покупаю. Запах мутного кофейного пойла отталкивает, а съеденный ночью бутерброд еще не переварился.

– Хочешь? – протягивает мне свой бургер моя перуанская соседка.

– Нет-нет, – отрицательно мотаю головой. – Я не хочу!

Улыбаюсь, чтобы не обидеть. Соседка озадачена. Консультируется с родственницами. Те неодобрительно качают головами. «Они же не видели, что я ночью ела», – догадываюсь я. Думают, наверное, что голодаю… Смешно. «Тиха украинская ночь, но сало надо перепрятать», – вспоминаю своих сельских родичей, вырастивших меня. Улыбаюсь. Хоть украинской крови во мне практически нет, повадки прижились: пока соседи спали, я поедала съестные запасы.

Снова едем. Автобус погружается в сладкий рассветный сон, а я принимаюсь за работу. Поглотив еще пару бутербродиков для энергетической зарядки, готовлюсь к тесту. Франкфуртская школа. Диалектика просвещения Хоркхаймера и Адорно и одноразмерный человек Маркузе. Потеря здравого смысла как следствие иррациональной веры в прогресс. Обесчеловечивание человека инструментальной рациональностью. Уничтожение свободы через отрицание сомнения. И все это о западном мире. Отрываюсь от книжки, смотрю в окно. Почему все эти книги я читаю только сейчас? Почему я ничего не знала о них раньше? Почему этих авторов изучают в Штатах, несмотря на то, что именно Штаты они критикуют беспощаднее сего? Сам себя отвечаю на вопрос. Для воспитания элит, способных думать. Принимать нестандартные решения. Запрещать глупо. Тогда почему этих авторов не изучают у нас? Размышляю, глядя в окно на желто-красный горизонт Юты.