Прощальный ритуал скомкан. Объятия не ко времени и не к месту. Нежности в присутствии бдительных попрошаек кажутся извращением. Замерев на секундочку в легком намеке на объятие, мы тут же отрываемся друг от друга. Наполнив глаза слезами, я прошу Лешку:
– Пожалуйста, позвони сразу же, как только доедешь. Я буду волноваться.
Лешка кивает головой, я перехожу границу из охраны. Я внутри вокзала. В смысле жуликов и бродяг здесь уже не так напряжно. Но напряжно в другом смысле. Все незнакомо: как будто я в других Штатах. Другие люди, другие повадки, другие правила.
По расписанию я уже должна садиться в автобус. Но мой рейс не указан ни на главном табло, ни на дверях, ведущих на платформы. В какой-то момент мне кажется, что я провалилась в глухое зазеркалье, из которого нет исхода. Мне придется вечно бродить между бесконечными чемоданами и сумками, стоящими вместо людей в очереди на полу. Люди сидят на стульях, а чемоданы выполняют их миссию. Ставлю в очередь свои сумки и я. Только в ту ли очередь ставлю? Верчу головой – спросить не у кого. Решаюсь обратиться к охраннику. На мое удивление, тот знает о существовании моего рейса. Говорит, что он будет позже. Ну, спасибо и на этом.
Никакой уверенности в том, что охранник знает предмет разговора, у меня нет. Наворачиваю круги от одной двери к другой: а вдруг появится объявление о моем рейсе? В этом долгом походе меня застает Лешкин звонок. Слава Богу, он доехал до своего нового дома, и его даже впустили переночевать. Слава Богу. Потому что на этот счет у меня тоже были сомнения. Рассказываю Лешке про пропавший автобус. Пусть выполнит свою традиционную миссию по дерадикализации моей паранойи, а то мне уже кажется, что автобуса этого нет и не было никогда. Мне все приснилось. Нет на самом деле никакого океана, солнца и цветов магнолии. Есть вонь и темнота этой клоаки, откуда мне уже никогда не вырваться…
В телефонно-терапевтическом сеансе с Лешкой я провожу три долгих шестидесятиминутки с перерывами на туалет и общение с персоналом. «Пока нет, но будет», – таков общий ответ. «Когда будет?» – «Не знаем». И все заново по кругу. Приезжают и уезжают автобусы, отворяются и закрываются двери, рассасывается одна толпа и создается другая, а мои сумки все на том же месте. В какой-то момент я перестаю их переставлять. Так они и стоят посреди зала – никому не интересные, кроме меня. Как никому не интересна и моя персона, брошенная в темницу и забывая там.
Но, как говорила моя бабуля, все в конце концов заканчивается. Закончился и этот кошмар. Так думаю я, радостно прыгая в автобус. Сумки беру с собой в салон. Во-первых, они не большие. Во-вторых, все лежащее в них мне нужно. В сумках еда и питье. Бутерброды из псевдоколбасы, напоминающей нашу «варенку», вода. Как опытный путешественник, знаю: много воды в походе не бывает. Бывает мало алкоголя. Об этом я тоже позаботилась. В автобусах, конечно, пить запрещено. Но автобус ночной, дорога длинная, а я совершенно разбита. Усталостью, разлукой, и невозможностью представить что-то наперед. Мне нужно перестать думать. Нужно расслабиться и забыться. И помогут мне в этом четыре маленьких сосуда, не требующих штопорной возни. Крышки-закрутки. Сделано с пониманием и любовью. С пониманием и любовью мне эти бутылочки в сумку собственноручно уложил Лешка. Господи, я его так люблю!
Ангелы все видят. Они делают так, что рядом со мной никто не садится. Автобус полупустой, и пассажиры разбросаны по разным углам салона. О том, что я и винные бутылочки из моей сумки образуют один неразъединяющийся сосуд, в автобусе не догадывается никто. Вытянув ноги через соседнее сиденье в проход, я наслаждаюсь покоем. В голове ни одной мысли – только покачивания от дороги и отблески волн. На них качается яхта. Над яхтой небо. Огромное небо с огромными звездами. Среди них – лебеди. Лебеди моей мечты…
Просыпаюсь от объявления водителя – мы в Лас-Вегасе, стоять будем сорок минут, всем покинуть салон и забрать свои вещи. Щурясь свету, оглядываюсь – пассажиров в салоне заметно прибавилось. Но я спала, и меня никто не будил. Огромное всем спасибо. Присматриваюсь к проходящим на выход пассажирам. Усатый латиноамериканец в сомбреро и вышитой жилетке; пожилая латиноамериканка с большой корзиной в руках: молодой бледнолицый разгильдяй с гитарой… Никого страшного, вполне человеческие лица.
Беру пожитки, выхожу в ночной двор. Тут же понимаю, что это вовсе не двор, а подземная стоянка – под одним из лас-вегасских небоскребов. Нас высаживают, автобус уезжает. Оглядываюсь. Тот же Лас-Вегас, что мы видели с Лешкой два дня назад, только значительно хуже. Мы видели тех, кто еще верил в рулеточное счастье. Здесь, в подземелье, собрались те, кто веру уже потерял. Мутные взгляды, протянутые за милостыней руки, потная одежда, размазанный макияж… Нужно сходить в туалет, но мне страшно. Вспоминаю об уверенном в себе красавце в сомбреро. Ищу глазами и вижу, что пожилая латиноамериканка с корзиной уже под его протекторатом. Кажется, и ей в этом смрадном подвале не по себе.
Решительно направляюсь к попутчикам.
– Хай! – говорю. – Я ваша соседка по автобусу. Можно с вами? Мне страшно.
Ничуть не удивившись, попутчики сияют радушием в ответ. Особенно доволен усач. Расправляет плечи, поправляет усы, произносит радушное приветствие европеоидной гостье. Наверное, точно так же его гордые предки приветствовали европейцев, которые впоследствии поработили их. «Ничему жизнь людей не учит, – комментирую про себя радушие латиноамериканца и тут же осекаюсь: – Ну, и к чему это здесь? Я ведь никого порабощать не собираюсь».