Включения в реальность происходят только в классные часы. Дело к концу семестра. Мы говорим со студентами о глобальном сетевом пространстве Мануэля Кастельса, о сетевой шизофрении Жиля Делеза и Феликса Гваттари, об обществе риска Ульрика Бека… Говорим о том, как легко потерять ориентацию в мире стратегических коммуникаций – где нет добра и зла, а есть стратегически сконструированные гибриды. Гибриды, мешающие разобраться: где друг, а где враг, где здравый смысл, а где шизофренические разлады.
Говорим о движениях за демократию. О том, что демократия – не обязательно ключ к гуманизму и экономическому успеху. О том, что Гитлер пришел к власти демократическим путем. О том, что экономического успеха азиатские «тигры» смогли добиться с помощью авторитарных правительств. О том, что любые реформы требуют эффективной исполнительной власти. О том, что такая власть невозможна в политически нестабильном государстве.
Говорим о злых революциях во имя добра. О парадоксе, заложенном в каждой из них. Об их глубинной тоталитарности – о том, что невозможно обустроить демократию, не считаясь с мнением тех, кто против революционных преобразований. Невозможно говорить о свободе, попирая свободу людей, противящихся новшествам и отстаивающих привычный уклад жизни. Невозможно говорить о равенстве и братстве, не считая за людей своих оппонентов и истребляя их – физически и морально.
Но если все это невозможно, как же можно улучшить жизнь? Сделать ее справедливее? Честнее? Когда наступает ночь, я беседую об этом с Паоло и Амирой – они слетаются ко мне на зажженные свечи. Я ставлю их у окна в знак того, что начинается другая реальность. Другое время. Время надежды. На то, что все еще может быть.
– Невозможно! Невозможно сделать общество справедливым в условиях капитализма! – Паоло картинно возлегает на огромных ветвях старинного дуба, и те обнимают его, сплетаясь в диковинное кресло.
– Согласна! – Вцепившись ручонками в веревочные поручни подвесной качели, Амира несется на мой ротанговый гамак, и ее черные волосы развеваются на ветру, как у ведьмы. – Долой капитализм! Долой неоколониализм! Диктатура освобожденных! Беспощадность по отношению к врагам!
Качели уносят Амиру на арьерсцену, и Паоло снова оказывается в свете софитов.
– Амира, какая диктатура? Перечитай Грамши! Только гегемония! Подавление ненасильственное – таким должен быть наш метод.
– Но почему обязательно подавление, Паоло? Разве нельзя сделать так, чтобы никого не подавлять? Помнишь Фрейда? Репрессированный всегда возвращается! Подавляя, мы только оттягиваем момент мести. Рано или поздно, все вернется! – Это я. Качаюсь в гамаке, скрестив ноги по Будде.
– Конечно, вернется! – веревочные качели снова летят на меня, но в них уже не Амирино сопрано. Качели неистово приближаются. Уклоняюсь от столкновения и немею. Настя. «Настенька!» – тяну руки к пролетающей мимо красоте. Хочу поздравить с днем рождения – 2 мая – но спотыкаюсь, вспомнив об огне. «Так ты жива??!» Гамак срывается с петель и взлетает вслед за Настей – к звездам.
– Конечно, жива! – голосом Снежной Королевы, растянуто и торжественно, провозглашает Анастасия. Хрустальный отзвук ее ледяного альта отдается звоном в каждом из окошек погруженного в вечный туман городка. Нас можно сжечь, но убить невозможно! Мы вернемся миллионами искорок и зажжем новые пожары. Мы все сгорим. Но потом начнется новая жизнь – после конца света.
Глаза Насти светятся огнем, и в них отражается алмазная решимость.
– Настя! – кричу я, пытаясь не отставать от ее полета. – Подожди, Настя! А разве нельзя так, чтобы не жечь друг друга??
– Чтобы не жечь??? – Снежная Королева хохочет, и дьявольские раскаты ее голосовых спазмов заполняют собой вселенную. – Поздно, Кристина!!! Слишком поздно!!!!
Настя хватает меня за руку, и мы летим. Летим, взмахивая красивыми лебедиными крыльями. Через океан. К черному морю. Туда, где выгорают звезды.
Вижу Одессу. Аркадия, Французский бульвар, Куликово поле… Здание, объятое дымом. Люди в огне. Как в страшном сне моего африканского детства. Вижу людей, выпадающих из окон. И вижу нелюдей, добивающих их. Страшно кричу, и из моего горла фонтаном бьет кровь. Но ее не хватает, чтобы спасти тех, кого поглотило пламя. Заламывая крылья, Катериной бросаюсь в омут. Только подо мной не вода – пекло. Погружаясь в его жар, успеваю увидеть Лешку. Он помогает тем, кто спасся, отбиваться от извергов, добивающих их. Он тоже видит меня. Раскидывая оборотней, алчущих человеческой крови, прочищает себе дорогу к огненным ступеням. Несется по пылающей лестнице вверх и, добравшись до крыши, пытается ухватить мою бестелесную суть, уносящуюся в небо. «Белка, остановись, белка!! Белка, не улетай!! Белка! Вернись!!! Не оставляй меня. Белка!!!! Я не могу без тебя!!! Пожалуйста, не улетай!!!!» Лешка срывает голос, но я не слышу его. Взвиваясь пеплом страшного костра, я наконец-то отделяюсь от Медведя. Я становлюсь свободной. Господи, как же это больно – быть свободной. Но как же мне нужно через это пройти. Прости меня, Господи. Прощай, Медведь.
Ольрика Хан родилась в Слобожанской Украине, в Харькове.
В родном городе Ольрика окончила среднюю школу и получила первое высшее образование на факультете иностранных языков Харьковского Государственного Университета имени Каразина. Там же, в Харькове, работала журналистом и ведущей новостей одной из местных телекомпаний.
В 2000 году Ольрика Хан выигрывает конкурс на получение стипендии для учёбы в США и отправляется в университет Колорадо. На факультете журналистики она изучает технологии PR. Спустя два года, с дипломом магистра, Ольрика возвращается в Украину, где работает PR-менеджером одной из киевских компаний.