Смеюсь. Боже, ну как же хорошо, что мечтам иногда суждено сбываться! Укутавшись в пледы, сидим на балконе в тишине. Нам есть о чем рассказать друг другу, но нам не нужно для этого слов. Мы все понимаем. Мы молчим. И нет ничего в мире ничего более громкого, чем это отсутствие слов.
Три дня в Манхэттен-бич. Три дня счастья. Прогулки по раскаленному песку, катание на волнах, велопробеги по многокилометровой прибрежной аллее, заглатывание устриц на рыбном рынке Редондо… Не знаю, чем лучше роскошный ресторан напротив, населенный бледнолицым людом. Нам хорошо среди людей с южными оттенками кожи. Расстелив вместо скатертей газеты, они поедают крабов и рыб, жарящихся на мангале тут же, рядом. Перенимая опыт, так же делаем и мы. Красавцы в сомбреро играют сладострастные мелодии, разогретая публика за каменными столами аплодирует и втискивает бумажные доллары под специальные повязочки на рукавах разряженных музыкантов.
Я счастлива. Я абсолютно счастлива. Мне не нужны дворцы и дорогие рестораны. Мне не нужны водители, охранники и прислуга. Я люблю воздух, простор, океан, небо, звезды – свободу! Я люблю этих пестрых людей без намека на фальшивую элегантность, их открытую радость, их чувственные мелодии! Я люблю Лешку. За то, что он подарил мне все это. Теперь моей любви к нему стало на Калифорнию больше.
Мое калифорнийское счастье омрачает только одно – меня подташнивает. Первая мысль – беременность. Теперь, когда отсутствие денег уже не сжимает горло, об этом – слава Богу! – можно, наконец, помечтать. Но нет. Невозможно. Два месяца в разлуке… Нет. Акклиматизация? Перелет, другая вода, другие продукты… «Ничего, так бывает. Пройдет», – успокаиваю себя.
Но тошнота не отпускает. Ни в Калифорнии, ни в Колорадо, куда я прилетаю через три дня. Защита диссертации назначена на конец ноября. Она уже практически готова – спасибо двум месяцам покоя в Настином поместье. Осталось «причесать» – вычитать главы. Потом отослать Энтони. Если одобрит – остальным четырем членам комиссии. И ждать: завалят или нет. Завалят вряд ли, но любой нелицеприятный отзыв будет мне убийственно неприятен. Я себя знаю. Поэтому и работаю, не щадя глаз. Они, бедные, уже почти совсем не видят…
Читая лекции, ловлю себя на том, что шутить со студентами становится все тяжелее – выражение лица излучает тошнотную муку, и они, кажется, начинают принимать это на свой счет. Это погибель. Если их не зажечь, напишут плохие отзывы о курсе. С плохими отзывами я работу не найду. Так же, как и с плохими рекомендательными письмами. Но чтобы зажечь студентов, я должна потушить свой собственный огонь – тот, что пылает внутри.
Иду к врачу. Университетская клиника. Посещение бесплатно – радует. Что? Тошнота? Боль в правом боку? Направление на УЗИ в диагностический центр. УЗИ стоит тысячу, нестрахуемый минимум пятьсот – то, что должна я. Слава Богу, предыдущие долги уже оплачены, а Лешка (тьфу-тьфу) продолжает работать. Решаюсь. Говорят, результаты будут у врача в течение трех дней. Жду.
Результаты приходят раньше, и доктор звонит мне немедленно. Нужно встретиться.
– Два больших камня в желчном пузыре. Камни очень большие, есть угроза их движения со всеми неприятными последствиями.
Голос Нэнси звучит серьезно.
– Что это значит, Нэнси? Какие могут быть последствия?
– Если камни выйдут из желчного пузыря, они могут разорвать протоки, и это уже будет совсем друга операция.
– Операция? Мне нужна операция??
Вытаращиваю глаза. Какая может быть операция? Учебный год, студенты, диссертация, защита… Чувствую, как ресницы пропитываются влагой.
– Кристина, удалять нужно как можно быстрее. Поверь.
Нэнси берет мою руку в свою. Я смотрю ей в глаза и вижу сострадание. «Невероятно. И это англосакс!» – проносится идиотская мысль. Нэнси под шестьдесят, я не знаю ее жизненной истории, но вижу – она у нее есть. Было в ее жизни что-то такое, что делает ее близкой. Невзирая ни на какие национальные границы, разъединяющие нас.
Операцию назначают на следующую пятницу. Процедура начнется в десять, но в больнице нужно быть в шесть утра, чтобы заполнить все необходимые бумаги и пройти подготовку. Быть не одной – сопровождающее лицо должно расписаться в том, что после операции обязуется забрать меня из больницы. Нет росписи – нет операции. Придется просить Паоло или Амиру. Забирать меня можно будет часа через два-три. В зависимости от того, как я буду себя чувствовать. Обещают, что к работе смогу вернуться на пятые сутки. На то и расчет. Операция в пятницу – во вторник можно на работу. Кто в это поверит? Я верю. Ничего другого делать не остается. Есть статистика. Большинство выходит на работу на пятый день. Значит, и я смогу. Значит, нечего валяться на больничной койке – страховая система любит сильных людей.
Обо всем этом мне рассказывает хирург. Молодой организм, удаляющий ненужные детали из чужих тел. Организм пышет здоровьем и не позволяет усомниться в успехе предстоящей пытки. Торжественное пожимание руки, «до субботы», занавес. За занавесом статист. Подсовывает бумаги, которые я должна подписать. Ознакомлена с возможными осложнениями… Подписываю все. Мне ничего ни от кого не нужно. Дайте только уйти!
В четверг вечером прилетает Лешка. Мысли о том, что со мной рядом будет кто-то, а не он, Медведь не допускает. Отпрашивается с работы на один день. Назад в понедельник на рассвете. С учетом разницы во времени, должен успеть к началу рабочего дня. Замысел прост – тяжелее всего мне будет первые два-три дня, и в этом время Лешка будет рядом. Потом я начну выздоравливать, и он со спокойной совестью вернется в ЛА. Мы сидим на пороге моего апартамента, смотрим на пожелтевшие листья и думаем об океане. О том, что еще совсем недавно солнечное счастье было так обманчиво близко.